Тюркские

Откуда суть пошли китайские диалекты, или Среднекитайский язык

Восстановление звучания китайского языка прошедших веков представляется на первый взгляд совершенно неразрешимой задачей. Судите сами: иероглиф передает значение слова, но не его звучание. Иероглиф невозможно разбить на какие-то части, соответствующие последовательности звуков, образующих слог - он передает слог целиком. При этом произношение одного и того же иероглифа в разных диалектах бывает лишено даже минимального сходства. Например, иероглиф в путунхуа произносится xue²(сюэ²), а в кантонском диалекте - hok²². Какое из этих двух чтений, не совпадающих ни в одном звуке и имеющих резко различные тоны, ближе к древнему? Разве можно это как-то установить?

Тем не менее, на сегодняшний день общий источник обоих вариантов современного произношения установлен достаточно надежно: по транскрипции С. Старостина, в районе шестого века н.э., когда начали "расходиться" современные диалекты, этот иероглиф произносился ɣạuk, а его тон относился к так называемому "входящему тону" (точный характер которого, правда, неизвестен). Каким образом удалось восстановить это звучание?

Во второй части моего долгого и, смею надеяться, не очень нудного вступления, я хотел бы поговорить о фонетике китайских диалектов. В огромном китайском мире различают несколько десятков (иногда до нескольких сотен) диалектов. Жители соседних деревень часто говорят на различающихся диалектах. Человек, родившийся на северо-западе Китая, вряд ли поймет человека с островов Южно-Китайского моря. Когда-то очень давно я брал уроки цигун в школе, в которой преподавали три китайца. Все трое были северянами, они вполне понимали друг друга, но мы не могли понять, как им это удается. Первый говорил на пекинском китайском, практически не отличающемся от путунхуа. У второго (по-моему, сычуаньца) наиболее ярким отличием была последовательная замена инициали чж на цз. Слово "Китай" (на путунхуа чжун¹го²) у него звучало цзун³го⁴. Третий был дунганином, в языке которых три тона вместо четырех и вообще все не так. Наверное, если бы в их компании появился кантонец или тайванец, они были бы вынуждены перейти на русский.

Будучи изрядно утомленным ближневосточной жарой и вызванной ею повсеместной суетой, от коей невозможно отыскать спасения ни на работе, ни на мягком диване перед экраном телевизора, ни даже на уютном балконе с дымящей трубкой в зубах, разум мой обратился сам собою к местам и временам весьма удаленным. Перед моим мысленным взором возникали то бескрайние степи с колышущимися бело-зелеными волнами густого ковыля,  то однообразные песчаные барханы, различия между которыми заметны лишь верблюду да его поводырю в курчавой бараньей папахе, то заснеженные вершины гор со струящимся серебром речек, полных форели. Влекомый сладостными ввиду дальности видениями, обложился я книжками и принялся читать. Передо мною громоздились и столь почтенные и убеленные сединой авторы как Яхонтов С. Е. ("Древнекитайский язык", М., Наука, 1965), и более молодые Крюков М. В. и Хуан Шу-Ин ("Древнекитайский язык", М., Наука, 1978) или Дыбо А. В. ("Лингвистические контакты ранних тюрков", М. Восточная литература, 2007). В наслаждении листая описания давно забытых наречий, обратился я и к собственным скудным познаниям - да не осудит меня читатель за непомерную мою дерзость. И столь увлекательным показался мне причудливый путь, которым я то степенно шагал по страницам одной книги, то обливаясь потом взбирался на утесы другой, то несся по склону собственных размышлений, что по слабости своей не смог я совладать с порывами и решил выписать здесь на блоге хотя бы малую толику того, свидетелем чего оказался по ходу этого путешествия. Однако выбрав небольшое приключение на сем длинном пути, я вдруг заробел оттого, что пришла мне в голову простая, но неприятная мысль. Если тот, кто примется читать мой блог, знаком с той местностью, о которой я собрался писать, то на что ему мои немощные потуги? Ведь он и сам видел все собственными глазами, а как хорошо известно, единожды увиденное лучше тысячекратно услышанного. Если же моему доброму читателю неизвестны места, о коих пойдет речь, то может статься, что и красоты, ради которых я решился на столь неблагодарный труд писания, окажутся незамеченными его взору, ибо слишком многое нужно сказать в один краткий миг, а в обилии слов утонет вся краса и останется невысказанной. Размышляя таким образом, хотел я уже отказаться от своего замысла, однако по прошествии некоторого времени понял, что существует способ пусть не передать всей невыразимой красоты, но хотя бы приблизиться к ней. Способ этот заключается в том, что читателя не нужно утомлять долгим рассказом. Вместо этого, следует предоставлять ему нужное малыми количествами, от которых не пресытится сердце его. Не ведаю я, сумею ли соблюсти нужный размер этих малых количеств и проведу ли тропами интереса меж бездонными пропастями скуки и уныния. Однако уже не в силах я отказаться от этой попытки, а потому, добрый мой читатель, приступим к делу. И первой толикой того, о чем я поведу разговор, будет

Фонетика современного литературного китайского

Стал подкидывать статьи в "Киргизские этимологии" на "Маскани". Добрался до слова "баят". Сто раз его слышал в самых разных вариантах. Так называется небольшой базарчик в нижней части Бишкека, есть масса имен и фамилий с элементом "Баят" (Баятов, Баяталиев и т.д.), а я, к стыду своему, не знаю, что это слово значит. Полез по словарям. Упс! Нигде нет. Даже у Юдахина. А Юдахин - это серьезно.

Все, наверное, слышали или встречали в книгах турецкое слово эфенди "господин, уважаемый". Что-то потянуло меня сегодня покопаться в его этимологии. Покопался и выпал в осадок: